Иван Подобрезов и Олег Парамонов дружили с первого класса и были, что называется, не разлей вода. Сидели за одной партой, прогуливали одни и те же уроки, на пару дрались с ребятами из параллельного класса, а позже влюблялись в одних и тех же курносых и голенастых девчонок. Закончив школу, а вместе с тем распрощавшись и с беззаботным детством, оба пытались поступить в институт и оба с первого раза не поступили, но дальше судьбе, видимо, надоела подобная сиамщина и она позаботилась о том, чтобы в будущем распорядиться с каждым из них по-своему, развив то, заложенное в них молекулярное различие, ради которого, вероятно, и были отпущены на Вселенском складе две отдельные души, продукт остродефицитный и состоящий на строгом контроле у Главного Прораба. Впрочем, с подобной трактовкой согласился бы Олег Парамонов, на поверку оказавшийся романтиком и идеалистом, а не Иван Подобрезов, сформировавшийся убежденным материалистом и неукоснительным последователем железных реалий сурового настоящего. Да, читатель: два друга, которых в школе называли "неразлучниками", стали исповедовать две различные точки зрения на устройство мира, и теперь, встречаясь семьями (у Олега была тихая, работящая жена и трое детишек, а Иван, взявший в жены чернобровую красавицу Раису, сподобился лишь на одного непоседливого карапуза), они не всегда ладили, и их застольный разговор нередко скатывался на непримиримую борьбу мнений, старую, как сам мир.

Стоило только какой-нибудь летающей тарелке мелькнуть над необъятными просторами Вологодской области, или в какой-нибудь коммуналке объявиться шумливому Барабашке, как Олег тут же набирал номер телефона своего школьного товарища и торжествующе спрашивал: "Слыхал? То-то..." На что твердокаменный Иван непреклонно отвечал: "Не верю. Чушь собачья и обман народа". "Как же так, - заводился Олег, - вот же, газета напечатала..." "Желтая пресса", - многозначительно говорил Иван и вставлял в уголок рта лихо заломленную беломорину. И друзья могли спорить хоть до посинения - никто не уступал ни пяди своего мнения, и подобная принципиальность (в наше-то беспринципное время!) была удивительна не менее, чем тот факт, что оба закончили одну и ту же школу, а знаний набрались разных: вот и верь после этого в педагогику с методистикой!

Олег уважал и хиромантию, и оккультизм, и экстрасенсорику, но особенно преклонялся перед астрологией. Не зря томик Паган-Кувюна Параиса "Краткая популярная астрология для всех" был его настольной книгой: оттуда он черпал познания о людях, родившихся под тем или иным знаком Зодиака, по этой книге он научился сам составлять гороскопы, которые потом доводил до сведения всех заинтересованных лиц. Не все из них, правда, относились к его прогнозам всерьез, но Олега это отнюдь не смущало. Он действовал бескорыстно, напористо и регулярно.

"Слушай, ты ведь Скорпион? - взволнованно уточнял Олег Ивана и, не дожидаясь, когда тот что-нибудь сострит по этому поводу, предупреждал: - Завтра не твой день! Будь особо бдителен! Машину лучше оставь дома, езжай общественным транспортом. На работе никаких важных решений не принимай..." "Ну конечно, - грубо обрывал цепь возможных для него невзгод Иван, - тебя послушать, так надо остаться дома, укрыться одеялом и лежать, не шевелясь, до утра! Прекращай свою опиумную пропаганду! Все равно я не верю этому ни на грош". И поступал так, как вздумается, ничуть не считаясь с рекомендациями астролога-любителя, который, кстати сказать, весьма переживал за своего товарища, ибо чувствовал за него определенную моральную ответственность. Само собой, если ничего неблагоприятного в тот день не происходило, сарказм Подобрезова достигал апогея, а Парамонов, отмахиваясь от нападок воинствующего материалиста, стоически сносил все его издевки. И наоборот, если с Иваном случалась некая оказия, отчего он впадал в хмурую немоту, тут уже Олег, стараясь, однако, проявить толику сочувствия, корил неверующего Фому в том, что он пренебрег его советам, почерпнутым из астрологических таблиц, потому и попался на крючок судьбы. В общем, такая вот суета и томленье духа.

Раз они заспорили по-крупному. Об экстрасенсах, пришельцах, филиппинских хилерах, ну и, конечно, об астрологии. "Не могут планеты и звезды влиять на наши действия, - бил себя в грудь материалист Иван Подобразов. - Что такое планета и что такое звезда? Безжизненные тела в холодном, лишенном рассудка Космосе. Слепые сгустки банальной материи. Случайные объекты хаотического развития. А ты утверждаешь, что их расположение при рождении человека воздействует на него сильнее, чем "Фауст" Гёте! Как можно?" Олег гнул свою линию. "Да, тела - но не безжизненные! Да, материя - но одухотворенная! Да, хаос,- но и гармония... И причем здесь "Фауст"? Гёте, между прочим, был Змеей, а люди, родившиеся под этим знаком, от рождения наделены мудростью. Понял?"

"Так, - ехидно злился Иван. - Значит, если бы Гёте родился в другой год, он не был бы великим поэтом?" "Кто знает, - пожимал плечами Олег, словно не был наместником всесильной Астры на Земле. - Может быть, и стал бы, но не великим". Бороться с подобными аргументами практически невозможно, к тому же в них действительно что-то есть: ведь, если вдуматься, родись Иоганн Вольфганг не в тысяча семьсот сорок девятом году, а годом раньше или позже, он уже не был бы тем самым человеком, про которого хорошо известно, что он родился именно в тысяча семьсот сорок девятом году, а потом шестьдесят лет писал своего знаменитого "Фауста". И кто знает, где тут причина, а где следствие. Одному нравится так, а другому этак, и спорить, казалось бы, не о чем, но наши друзья схлестнулись не на жизнь, а на смерть, еще не подозревая, что подобное вскоре произойдет в буквальном смысле этого слова.

В тот день Иван Подобразов был настроен особенно агрессивно. Он поминутно вскакивал, размахивал руками, багровел и брызгал слюной, убеждая Олега в том, что он мракобес и кликуша. Парамонов отвечал в более выдержанных тонах, напирая, в основном, на то, что ему доступна наивысшая человеческая мудрость и сожалея, что сия чаша миновала его школьного товарища. Честно говоря, слышать это фрондерское сожаление было Ивану обиднее всего, и именно оно доводило его до белого каления. Точно так же, вероятно, выводит из равновесия милостыня, полученная от нищего, и затрещина - от слабосильного. Нисколько не сомневаясь в превосходстве своих изначальных положений ("этого не может быть, потому что этого не может быть никогда"), Иван погружался в трясину спора все глубже и глубже, увязая в ней сначала по колено, потом по пояс, потом по грудь... образно выражаясь, разумеется. И вот, когда сосущая жижа дошла ему до подбородка, у Ивана едва не помутился рассудок от остервенелого, ничем не перешибаемого желания во что бы то ни стало переубедить упрямого идеалиста. Сегодня, сейчас. А тот, как на грех, достал из кармана листок, на котором составил очередной гороскоп для всех своих родственников и друзей. "Послушай лучше, мил человек, что тебя ждет в ближайшие дни." И стал изуверски читать. Интересное знакомство, блестящие шансы отличиться на работе, дальние перспективы и прочие большие удачи... Доведенный до логического пароксизма Иван аж затрясся от злости. План, как сорвать прогноз зарвавшегося шарлатана, тотчас возник в его возбужденном мозгу, "Аx так?.. Удачи, говоришь?! Шансы?! Так вот не будет этого! Чтобы не говорили тебе твои звезды - не будет!! Чихал я на твою астрологию! На, получай!" - и он схватил кухонный нож (поскольку спор происходил на кухне), и моментально сделал себе то, что у японцев издревле известно под названием харакири.

Парамонов остолбенел. Листок выпал у него из рук, он закричал сдавленным голосом, схватился за голову и помчался вызывать "Скорую", и потому не слышал, как умирающий победно прошептал: "Ну что... убедился? Эх ты, астро..."

Уже после похорон Олег Парамонов снова взял в руки таблицы и пересоставил гороскоп на Ивана Подобразова. Влияние Юпитера и Венеры он нашел очень ослабленным, доминировали Сатурн и Марс, а это означало, что жизнь несчастного висела на волоске. "Черт возьми, - прошептал Олег, вытирая со лба пот, - как я мог так ошибиться?"

Но ничего исправить было нельзя. Богини заблуждения Ата, приносящая людям неисчислимые бедствия, сделала свое черное дело...